Беспечность в небе чуть не погубила нас. Боевой вылет героя СССР летчика Александра Молодчего.
📝 Привет друзья. Сегодня мы погрузимся в воспоминания героя советского союза Александра Молодчего о боевом вылете 20 февраля 1942 года.
🤝 Поддержать: https://www.donationalerts.com/r/konezvoine
———————————————————————————————
🤳 Подпишись:
Вконтакте: https://vk.com/konezvoine
Telegram: https://t.me/endof2war
Yandex.Zen: https://zen.yandex.ru/konezvoine
———————————————————————————————-
📩 По вопросам сотрудничества: konezvoine@yandex.ru
———————————————————————————————-
🎵 Музыка: Light In Dark Places by Scott Buckley – https://www.scottbuckley.com.au/
———————————————————————————————-
📝 Ночь. Мы возвращаемся на свой аэродром. Задание выполнили без особого труда и риска: вражеских истребителей в воздухе не было, а зенитчиков мы уже научились обманывать, да и стреляли они почему-то слабо, не интенсивно…
Экипаж молчал, убаюканный монотонным гулом моторов. Я пилотировал самолет, а мысли были далеко-далеко от огня, от войны…
Обволакивает сон. Это самое неприятное. Хуже «мессершмиттов» этот сон! Автопилота на самолете нет, а по своей природе Ил-4 неустойчив, каждую секунду норовит завалиться в крен, уйти с курса, задрать или опустить нос. Нужно беспрерывно крутить штурвал, чтобы самолет летел в заданном режиме.
Летчик засыпает в полете не так, как обычно засыпают. Гул моторов, однообразные движения штурвалом то вправо, то влево, на себя, от себя укачивают, прямо-таки убаюкивают. И летчик как будто и с открытыми глазами сидит, но приборов не видит. Его сознание на миг отключается. Спит человек.
Сон этот длится секунду, может, две, но тут же, мгновенно очнувшись, кажется тебе: спал вечность! А поэтому руки бессознательно начинают крутить штурвал, и не всегда в ту сторону, куда нужно. Чтобы избавиться от этой беды, от этого неприятного и опасного мучения — от сонливости, мы брали в полет нашатырный спирт.
Сегодняшний полет длится уже пятый час. Мы все устали… И наша бдительность, к сожалению, не та, что была при первых боевых вылетах. А притупление бдительности всегда обходится дорого. В таких вот ситуациях фашистские истребители не раз обстреливали наш самолет. Мы получали повреждения, но, к счастью, оставались живы. А некоторые мои однополчане так и сложили головы не над целью, где извергают огонь вражеские зенитки, где роятся «мессеры», а в полете уже на свою базу, потеряв бдительность.
Как обидно — после победной бомбардировки погибать ни за что. Все это хорошо знали, но выдержать постоянное напряжение в длительных полетах не так-то было просто. Эта нагрузка — выше физических сил. Почти каждую ночь, а не ночь, так день, вылетали мы на задания. Изнурительный труд. И так четыре года войны…
Вдруг в наушниках шлемофона раздался голос Панфилова:
— Истребитель!
И в тот же миг в нескольких местах наш самолет прошили пули крупнокалиберного пулемета и снаряды авиационных пушек.
— Все живы? — бросил я вопрос после налета.
— Так точно! — тут же услышал три голоса.
Однако почувствовал: машина словно споткнулась в воздухе о какую-то преграду.
«Что-то повреждено, — мелькнуло в голове. — Мотор? Нет, моторы, кажется, целы. Баки? Пробиты бензобаки!»
А фашистский истребитель где-то рядом. Надо упредить его повторную атаку. Я закладываю крен. Бомбардировщик переходит на скольжение. Истребитель — справа от нас. Мне «мессер» хорошо виден через смотровые стекла.
— Ждать атаку! — приказываю экипажу. — Следить внимательно!
Теперь все видят вражеский истребитель.
— Фашист, наверное, нас потерял, — говорит Васильев. — Он меняет курс, значит, ищет.
«Мессер» постепенно приближается, но чувствуется, что летчик по-прежнему не видит нас. Ведь он идет с нами параллельным курсом. И теперь, если бы фашист даже и увидел наш бомбардировщик, стрелять ему нельзя: для этого надо отстать и начать новую атаку, а это ночью сложно — можно потерять цель.
— Делаю маневр, — говорю Панфилову. – «Мессер» будет в твоем распоряжении. Смотри не промахнись!
Но и фашистский летчик уже заметил нас. Он тоже идет на разворот, чтобы выбрать удобную позицию. Но было поздно: Саша Панфилов, точно рассчитав упреждение и ракурс цели, всаживает в живот вражеского самолета очередь. Истребитель факелом падает вниз…
— Под нами территория, занятая врагом, — говорит Куликов. — Надо бы протянуть минут двадцать. Скоро линия фронта.
— Если не загоримся, буду тянуть, — отвечаю. — Но шансов мало.
Сидим как на пороховой бочке…
Огневые росчерки передовой остаются позади. Проверяю остатки горючего. Основные баки пусты. С одной стороны, это к лучшему: меньше вероятность воспламенения вытекающего из пробоин бензина.
